Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков

— Да где же он? — спросил Мильковский.

— Где-то на заработках, — ответила жена, — он сказал, что сверхурочно работает.

Степан только пожал плечами. Извинился и ретировался. Побывав в отделении, он пошагал в свой район кирпичного завода. Здесь Степан успел произвести нововведения. Организовал за площадкой, где складывают готовые кирпичи, настоящий милицейский пост. Когда возводили элеватор, строители поставили на горушке за площадкой нечто вроде будки. В будке была лебедка, с ее помощью выгружали из вагонов бревна и другие тяжести. Лебедку строители увезли, будка осталась. Со временем обветшала. От нее хорошо просматриваются улицы вплоть до вокзала и степь до самого горизонта. Степан своими руками отремонтировал будку. В три стены врезал стекла в рамках собственной конструкции. Протянул от столба электричество. И поставил даже телефон от линии кирпичного завода. Вначале над дверью висело объявление: «Милицейский пост», но погодя, поразмыслив, Степан убрал объявление: граждане и без него знают, что в будке, а залетный какой молодчик и не должен этого знать. Собственно, чтение заставило Степана устроить такой пост. Ночью где почитаешь? Да и днем неловко то и дело останавливаться в укромных местечках, заглядывать в книгу. В будке же читай и поглядывай через оконце, поглядывай и читай. Тебя никто не видит, а ты всех видишь.

Про пост Степан не говорил Пушкову. Если не было служебного разговора, Степан ни с чем не обращался к Александру Ивановичу. Он сердился на родственника. Мысленно постоянно конфликтовал с ним. Злорадствовал: «Поищи, поищи драгоценности, — рассуждал он, — как же! Без меня вы найдете, держите карман шире. Погодите, еще начальство областное взгреет вас всех, тогда узнаете!»

Иван Курдюмов доложил Пушкову о будке. Александр Иванович приехал посмотреть. Оглядевшись окрест, он покосился на Степана. Тот стоял шагах в пяти с независимым видом.

— Что ж, место выбрано вполне подходящее, — сказал Александр Иванович, — и люди в любой момент будут знать, где найти участкового. — И больше ничего не добавил Пушков, направился к машине. С едва заметной усмешкой обиженного человека Степан проводил его взглядом.

В тот же день после дежурства он заготовил в роще двадцать штук толстых жердей. Обрезал ножовкой их по размеру, аккуратно ошкурил. В отцовской домашней мастерской нашел несколько листов жести. Вырезал из них дорожные указатели, написал на каждом темной краской: «Переход». И в одно утро даже в закоулках Степной улицы появились указатели на свежих столбах. Конец Степной улицы выводит прямо в степь, разделяясь там на три переулка: один Васькиным называется, другой Дурмановым. А третий таким словом прозвали, какого ни в газетах, ни в словаре не найдешь, — оно непечатное. Официально проулки эти носят название Степной улицы. И в проулках тех Степан поставил указатели. Людям на улице Степан толковал:

— Со временем город наш разрастется, — говорил он убедительным тоном, — и станет большим. Теперь, как вы знаете, всюду города в рост пошли. И наш город выдвинется в степь. Это уж точно. Потому как в ту сторону речка его не пустит — там пески, а далее гора лесная. Слыхали про рудник в Гадячинске? И у нас со временем найдут руду или еще что. Это уж непременно. И мы должны заранее приспособляться к городским условиям. В противном случае нас машины будут давить и калечить. И прошу вас переходить только по указателям. Для вашей же пользы стараемся, граждане…

Так он говорил; его молча и внимательно слушали. Степана подмывало пригрозить штрафом. Но в конце концов решил пока не угрожать. Первое время овцы, козы и коровы тревожили столбики, Козы и овцы их грызли, а коровы чесали шеи о них. Тогда Степан обмазал столбики смолой. И животные оставили их в покое. А Степан все читал. Пройдется по улицам, засядет в будке и читает. Убийства, грабежи, погони, отравления… Бывало, затрещит телефон либо поблизости звук резкий раздастся, он вскочит, за кобуру схватится. А если кто зайдет в будку неожиданно, Степан тоже вскидывался. В глазах его сверкала злоба. И он строго отчитывал непрошеного гостя, говоря, что, заходя в официальное место, надо прежде постучать в дверь.

Тогда-то Степан и упустил воришку из Волоконовки. Воришка был еще мальчишка, но уже дошлый. И в Волоконовке пакостил в магазинах, на базаре года три. Но его никак не могли поймать на месте преступления. А тогда его застукали на краже в магазине. Ему удалось вырваться. Проходил товарняк, он вскочил на подножку и укатил. В нашем городе спрыгнул перед станцией, бросился к будке, где в прошлые годы отсиживался.

Он влетел в будку, Степан взвился от неожиданности, затопал ногами.

— Как ты смеешь, мерзавец, врываться сюда? — закричал он.

— Не буду больше, дяденька! — выкрикнул с перепугу беглец и метнулся вон из будки.

Покуда Степан очнулся, воришки уж и след простыл. Минут через десять в будку позвонил дежурный из отделения. Предупредил о беглеце, сообщил его внешние данные. Степан только губу прикусил, обругал сам себя. И побежал к станции. Но что толку? Степан решил никому не говорить о случившемся. Но получилось так, что он сам себя и выдал. Когда он прибежал к станции, на перроне стоял дежурный по вокзалу. Степан спросил у него, не видел ли он мальчишку, остриженного под машинку, босого и с портфелем. А тут как раз подъехал на машине сам Пушков. Он слушал, слушал Степана, а потом и говорит:

— Послушайте, Мильковский, а с чего вы взяли, что этот мальчишка босой и с портфелем в руке? Разве дежурный вам сообщил такие приметы?

— А я не помню, — сказал Степан.

— Да послушайте, Мильковский, когда же вы видели этого подростка?

— Как когда?

— Ну да — когда? То, что он босой и с портфелем, дежурный не мог сообщить. У него не было таких данных.

«Господи, — подумал Степан, — да что ж это такое?» Лицо его стало красным. Он в упор смотрел на начальника.

— Ну отвечайте, Мильковский, — говорил Пушков, а дежурный по вокзалу и шофер Пушкова с удивлением смотрели на красную и растерянную физиономию Степана.

— Значит, так, — заговорил он и топнул зачем-то ногой. — Значит, так было: я пришел на пост и только присел, гляжу — через оконце — бежит этот самый с портфелем со стороны железной дороги.

— Куда бежит? — спросил Пушков.

— Должно, в степь хотел… Не знаю…

— В степь?

— Не знаю.

— Ну а ты?

— Я выбежал и кричу: «Стой, куда ты?» Он к вокзалу и дунул, босиком и с черным портфелем в правой руке.

— Так… Когда же это случилось? — спросил Пушков.

— Да я и говорю —